Сталин был темой для политических бесед в школьной и студенческой среде. Каждый где-то что-то слышал. И шел обмен информацией, которая постепенно оседала в мозгах, создавая образ волевого, целеустремленного, но жестокого человека, за которым -слава индустриализации и Победы и жуткий шлейф репрессий и страха.
Вслед за ПСС Ленина, я прочел и СС Сталина - все "красные" тома. Прочел очень быстро, потому что это феноменальные по тупости тексты. "Круче", только "КПСС в Резолюциях" и "Отчетный доклад Л.И.Брежнева XXV съезду КПСС".
Мой дед Николай Антонович Бубнов большую часть жизни проработал военным журналистом, в войну – редактором фронтовой газеты. Он полушутя называл себя «служителем культа». Когда развернулась перестройка, дед уже был слаб, после инсульта он плохо писал и не любил длинные беседы, к которым был склонен до болезни. Но прошлое он помнил хорошо. Когда я ему как-то сказал, что хотел бы подробнее узнать о деятельности Берия, дед заволновался, стал говорить резко, вспомнив что-то недоброе: «Его нужно забыть, вычеркнуть из истории. Это был страшный развратник! Построил себе целую усадьбу на Садовом кольце! Нет, нечего им интересоваться. Вот про Сталина говорить можно».
Сталина дед должен был бы боготворить. Его карьерный взлет был именно во времена Сталина. И из армии он был уволен с генеральской должности Хрущевым – в период массового сокращения офицерских должностей. «Кукурузника» он не мог уважать. Но и к Сталину относился двойственно.
Перестройка, видимо, сломала что-то в оценках деда. Как-то, готовясь к ремонту в его комнате, мы разгружали книжный шкаф в его комнате, и из глубины комода появился никогда не виданный мной портрет Сталина в раме. Не успел я удивиться, как дед резким движением оторвал картон от рамы и порвал его на несколько частей. Даже при том что в тот момент масса выплеснувшейся на страницы массовых изданий информации не позволяло мне испытывать какие-то симпатии к Сталину, я сожалел о поступке деда: утрачен раритет, важная примета времени.
Дед двойственно относился к Сталину. В бульварных беседах стариков, которые для него все были «молодежью», он нервничал, возмущался, что все валят на Сталина и забывают про коллективную ответственность. Главное: не вовремя начали разоблачение. Надо было сначала разобраться с хозяйственными проблемами, обеспечить жизнеспособность экономики. Но все же соглашался, что речь здесь не в «ошибках», а в преступлениях. Фигура Берии была для деда зловещей, ужасной и преступной. Ругательные эпитеты в адрес Сталина дед не признавал. Это оскорбляло его время.
Он говорил мне, что страна к войне готова не была. Его армия двинулась к границе за две-три недели до начала войны, а редакция его газеты выехала уже после начала боев. В Москве в первые дни войны царила полная неразбериха. Под Старой Руссой дед своими глазами видел, как в дым была превращена наш новенькая дивизия. Командиров, вышедших из боя, сразу расстреляли – разбираться не стали. Дед вспоминал, как шел через поле, устланное разлагающимися на жаре трупами, задыхаясь от запаха тлена. «За эти дни я пережил больше, чем за всю остальную войну», - говорил дед.
В одной из «огоньковских» статей в 80-е я прочел дискуссию о сталинизме. Участники дискуссии предложили ответственность за «привычные безобразия» не на Сталина, а на обстоятельства, которые неизменно должны привести к издержкам при попытке их изжить. На каждом историческом этапе приходилось что-нибудь изживать и «расплачиваться». «Культ», можно сказать, при этом подходе был предопределен. Потому что «безобразия» происходили из гражданской войны: партийная «старая гвардия» в результате истончилась, а молодежь привыкла к военным методам. Плюс форсированная индустриализация и как следствие – разбавление рабочего класса выходцами из крестьянской среды, что ослабило «классовый авангард». Сталинизм победил ленинскую линию (НЭП), потому что «барометр» настроений в партии указывал на черзвычайщину.
НЭП, считали участники обсуждения, – это был выход правящей группировки вновь в пространство буржуазности, о которой мечтала партийная верхушка, а также наплодившаяся «золотая молодежь», многочисленные «дети лейтенанта Шмитта» и герои войн и экспроприаций, считавшие, что им положено за заслуги. НЭП становился источником свободных денег и вольного образа жизни. Сталинский выбор был в пользу аскетизма для подавляющего большинства, отсутствия каких-либо внешних разлагающих моментов, дозволяющих частный интерес и ослабление мобилизующего импульса.
Теперь-то ясно, что все это ерунда. Многие в жизни нашей страны – расплата за февральский и большевистский перевороты. Но очень много определялось и личным подходом руководителей государства и их ближайшего окружения. Личная подлость усиливала подлость времени и растравливала негодяйство, которое всегда в каких-то дозах присутствуют в народе.
Для чего была вся эта критика Сталина? Для обоснования нового выхода в буржуазность – частную жизнь частных людей, никак не связанных со своей страной и государством, отделенных от нее частным доходом, получаемым любыми средствами, а также произвольной растратой этих доходов в порядке реализации своих фантазий о «красивой жизни». «Барометр» настроений указывал на выбор в пользу нового «НЭПа» и отказа от «сталинизма».
На самом деле никакого сталинизма в реалиях конца 80-х не просматривалось. Просматривался либо тупой коммунистический догматизм, либо тупая либеральная деградация общества. Реальная альтернатива тому и другому – обращение к традиции, русификация государства и общества. Ее коммунисты и либералы совместно стремились затоптать. И запустили Россию по большому историческому кругу – испытаний, трагедий и утрат.
И вот по этому кругу мы снова подошли к сталинизму - совершенно патологической духовной болезни, которая только крепчает от требований "десталинизации", исходящей от самых отъявленных подлецов. Вместо спокойного и размеренного исследования жутких преступлений сталинизма и обнародования документированной правды, две болезненно озабоченные группы подпитывают взаимную истерию.
Русскому человеку невозможно быть сталинистом. Ведь Сталин - грузин, лишенный каких-либо признаков высокого интеллекта, не имевший образования, занятый в молодости бандитизмом, а в старости ставший параноиком. Он был сухорук, лицо рябое, рост невысокий. Всегда говорил с акцентом. В нем нет ничего русского. Или даже привлекательного, как привлекательны бывают чужие политические лидеры - статью, как де Голль или Фидель, или величавостью, как Индира Ганди, или трагизмом судьбы, как Сальвадор Альенде, или афоризмами, как Черчилль. У Сталина нет вообще ничего, кроме кровавого безумия. Но на него перенесена вся слава Победы. И это единственный метод коммунистов спасти свою репутацию. У них есть Сталин, а у Сталина есть Победа. О цене победы, о безумных стратегических "идеях" Сталина - ни слова. Как будто Победа оправдывает все сталинское живодерство, всю его тупость, всю его природную русофобию.
В период моей молодости Сталин был фигурой умолчания. Его стерли из истории, но во властных кругах было устойчивое стремление к его реабилитации. Это ощущалось по кинематографу: как же снимать фильмы о войне, и не дать хотя бы маленький эпизод со Сталиным. Умолчание порождало любопытство, которое не встречало нигде правды. Поколения, перепаханные репрессиями и ужасами войны, уже уходили в прошлое. Кто встретил смерть Сталина словами: "Сдох усатый", предпочитали помалкивать - могли пришить "антисоветизм". А либералы использовали умолчание, чтобы ударить не по коммунизму, а по России. Коммунизм им никогда не мешал - как не мешает и теперь. Им мешала Россия, им мешали русские. Поэтому они в перестройку били по русским мозгам, а не по сталинизму. И теперь заняты тем же самым в полном согласии с кремлевской кликой и пригретой ею коммунистической "оппозицией".
